Я был влюблен без всякой перспективы
И написать контрольную не смог.
По улицам сквозь вьюгу торопливо
Струился человеческий поток

И я нашел в конюшне ипподрома
Душе необходимое тепло.
Там было все так мило и знакомо,
Уютно, чисто, хоть и не светло.

Из темноты задумчиво и кротко
Там рысаки глядели на меня,
Спросонья бухая в перегородку
И шеи лебединые клоня.

Обряд и Импульс, Жест, Краса завода,
И Вокалист, и Каменный цветок.
Орловская и русская порода...
Я многих бы еще припомнить мог.

Струились до скакательных суставов
Прекрасные волнистые хвосты.
Глазами изумрудными блистали
Конюшенные толстые коты.

Всегда в конюшне кошка будет сытой:
Где есть овес, там множество мышей,
А чтобы не попала под копыта
На деннике устроен домик ей.

Без абажура лампочка горела,
Под ней за однотумбовым столом
Сидела в телогрейке тетя Вера
И чай пила с каким-то мужиком.

Мы радостей простых не замечаем
В томительной рутине бытия.
Стакан граненый с крепким сладким чаем
До дней последних буду помнить я.

Я отогрелся в этот вечер вьюжный.
Вздыхая, засыпали рысаки,
И чистокровный жеребец Поддужный
Губами сахар взял с моей руки.

На затемненной временем картине
Увидел я похожие черты...
А сколько было в этой животине
Спокойствия и нежной доброты!

К атласной шее ухо приложил я
И было слышно, как внутри коня
Гудит дыханье, кровь бежит по жилам,
И сердце бьется, словно у меня.

Я долго трясся в ледяном трамвае,
В автобусе, а после шел пешком,
И вьюга, монотонно завывая,
Хлестала по лицу сухим снежком.

Горели окна низкие бараков,
Терялся в бесконечности забор,
И был пейзаж повсюду одинаков -
Хибарами застроенный простор.

И там во мгле, где край равнины плоской
И мачт высоковольтных череда,
Прочерчивая узкую полоску,
С гуденьем пролетали поезда.

А на душе светло и тихо было,
И все с улыбкой вспоминалось мне,
Как плакала рысистая кобыла,
Увидев что-то страшное во сне.